je continue
продавать бы мне рыбу, креветки на пестрых полотнах хальса
где-нибудь в малой старой новой голландии.
не зная грамоты, понимать деньги. пышным телом
из корсета подмигивать — заглядение, а не муза.
содержать бы пансионат в позапрошлом веке. жить с постояльцем —
исключительно благопристойно. в том баден-бадене,
где воды-воды и много гуляющей публики-публики. между делом
пить пиво, считать талеры, варить Gemuse.
служить бы сонечкой на конногвардейском бульваре,
сутулить плечи, верить в высшие силы, за всех молиться,
исполняя свой долг ради каждой дрожащей господней твари,
улыбаться бледно. смотреть на затылки, в них видеть лица.
быть бы твоей женой — русой, мятной, ромашечно-васильковой.
засыпать, уложив ладонь на твою ключицу,
чтоб нынче и впредь не посмело с тобой случиться
ничего. и ничто не посмеет.
слышишь ли? я готова
на любую женскую роль. на любую участь.
но не так, чтоб сидеть и сидеть над бумагой, мучаясь,
карандаш кусая, чем далее — тем немее.
даже малости — рассказать о тебе — не умея.
где-нибудь в малой старой новой голландии.
не зная грамоты, понимать деньги. пышным телом
из корсета подмигивать — заглядение, а не муза.
содержать бы пансионат в позапрошлом веке. жить с постояльцем —
исключительно благопристойно. в том баден-бадене,
где воды-воды и много гуляющей публики-публики. между делом
пить пиво, считать талеры, варить Gemuse.
служить бы сонечкой на конногвардейском бульваре,
сутулить плечи, верить в высшие силы, за всех молиться,
исполняя свой долг ради каждой дрожащей господней твари,
улыбаться бледно. смотреть на затылки, в них видеть лица.
быть бы твоей женой — русой, мятной, ромашечно-васильковой.
засыпать, уложив ладонь на твою ключицу,
чтоб нынче и впредь не посмело с тобой случиться
ничего. и ничто не посмеет.
слышишь ли? я готова
на любую женскую роль. на любую участь.
но не так, чтоб сидеть и сидеть над бумагой, мучаясь,
карандаш кусая, чем далее — тем немее.
даже малости — рассказать о тебе — не умея.